Преображение Господне. От избытка сердца глаголят уста

Архимандрит Савва (Мажуко): «Наши близкие ждут от нас молитвы, доброты, радости – света, который однажды увидели ученики Христовы, будучи свидетелями Его молитвы».

До Рождества Христова жил в Иерусалиме царь Давид, которого мы все знаем, любим и даже цитируем каждое утро, читая 50-й псалом на утренних молитвах.

Книга Царств описывает один из эпизодов биографии этого человека. Он очень хотел, чтобы в святом городе Иерусалиме находился Ковчег Завета – главная святыня иудейского народа, в котором хранились скрижали. И он сделал все, чтобы этот ковчег был принесен в этот святой город, подготовился. И вот, когда заносили Ковчег уже в Иерусалим, царь Давид, правитель этой страны, могущественный военачальник, он так был рад! Его сердце таким весельем и восторгом было исполнено, что он бросился танцевать вокруг этого Ковчега! Вот несут Ковчег торжественно, дуют в рога, как в древности это было принято, осеняют какими-то цветами, перьями, торжественно… И тут царь, руководитель государства, официальное лицо, человек при исполнении, бросился танцевать. Подумайте, как такое вот может быть?! Даже есть изображение, когда царь Давид, он был музыкант, схватил гусли и начал играть и петь, и танцует… И никак не мог себя удержать. И вот его супруга, царица, женщина воспитанная, выросшая в аристократическом семействе, возмутилась и стала его укорять: «как ты себе такое позволяешь?! Здесь чернь, народ, тОлпы! На тебя ЛЮДИ СМОТРЯТ! А ты, здесь, ведешь себя как мальчишка. Это недостойное царя поведение!» Царь Давид остановился, посмотрел на нее вдумчиво и сказал: «Буду танцевать пред лицом Бога моего! Буду петь пред лицом Бога моего! Пока сил моих хватает».

Сегодня праздник Преображения. И надо бы мне говорить о другом. Но захотелось почему-то рассказать об этом эпизоде. <…> У нас когда-то на клиросе была матушка Тихона. Старенькая, умерла почти в 100 лет. Схимница, маленькая, очень хорошо пела всегда. И обычно говорила: «Трошки крапчей!». Если вдруг человек какой-то из певчих пел тихо или неуверенно, она говорила: «Трошки крапчей!».

Вот, друзья мои, Евенгелие говорит: «От избытка сердца глаголют уста». Если такой у вас избыток в сердце молитвы, веры, взволнованности Богом, святыней Его, – ну как можно удержаться? Конечно, надо петь. И не смущаться, что люди скажут: «Я вот, вроде бы представительный человек, мне все-таки годы не позволяют петь как-то тут, при всех…» Пойте! Царь Давид не стеснялся! Потому что сердце его было расширено, не умещалось в нем этой радости.

И вот сегодня мы читали Евангелие о событиях Преображения. Как апостол Петр, пламенный ученик Христов, у него тоже был этот талант: избыток сердца! Он все время говорил что-то невпопад. Но почему-то эти слова остались навсегда в Евангелии. Может быть, ошибочно сказал, может быть, не то, но они говорил, он не стеснялся. И вот, когда Господь троих своих учеников Петра, Иакова и Иоанна с Собой взял на гору Фаворскую, и преобразился перед ними… Почему? – Он всегда – вы знаете в Евангелии – Христос уединялся для молитвы. Никого с собой не брал. Всегда молился почему-то один. Потому что во время молитвы, видимо, Он преображался. Потому что невозможно было удержать это сияние! И поэтому молился Он без свидетелей. Но однажды, чтобы подготовить своих учеников к мысли о крестном подвиге, о том, что Ему предстоит однажды умереть за всех людей, Он берет своих самых пламенных учеников на гору Фаворскую, и молится у них на глазах. И вот они видят, как изменился Человек во время молитвы. Они поняли, что это не просто человек – это Богочеловек. Потому что свет, сияние такое от Него исходило, что они даже не нашли слов подходящих, чтобы описать это сияние. И им стало очень хорошо! Вот описание настоящей молитвы.

Апостол Петр, когда увидел Христа в этом сиянии молитвенном, сказал: «Господи! Как нам здесь хорошо! Давай здесь и останемся. Что мы все ходим, ходим по этим городам жарким палестинским… Давай вот тут и останемся. Поставим Тебе шалашик, мне, Иоанну поставим шалашик, Моисею, Илье. И будем вот тут просто сидеть и смотреть. Потому что хорошо нам здесь быть.

Те люди, которые сподоблялись общения с настоящей святостью, они все вспоминают вот этот трепет. Человек святой, он дарит, вокруг себя распространяет какую-то удивительную доброту, спокойствие, радость, свет нетварный, невечерний свет. А это значит, друзья мои, что вот критерий нашей молитвы. Вот критерий нашего подвига христианского.

Если я стою, читаю акафист, а в соседней комнате включил близкий мне человек телевизор, или разговаривает, и я тут: «ну, не дадут помолиться!». Бросаю акафист. Выхожу и начинаю говорить все, что я про них думаю.

Или я после молитвы, выйдя из церкви, ругаюсь, осуждаю яростно, позволяю себе злиться, значит, не было молитвы, не молился я по-настоящему! Многие из вас, наверное, заметили, что, когда причастишься, после причастия как-то не грешится. Может быть что-такое бы и сказал или даже что-то такое сделал, или поругался, а вот как-то не хочется и все. Нужно усилие над собой сделать, чтобы согрешить. Такова сила причастия.

Молитва, которой мы должны молиться, читать и утром, и вечером, и вообще молиться всегда в течение дня всегда, ‑ она преображает человека изнутри. К христианам, к тем людям, которые молятся, к ним тянутся люди, хотят спросить у них, удивлены они: «Откуда столько спокойствия, откуда столько радости – несуетливой, спокойной, светлой в облике этого человека?» Я знал одного нашего гомельского коммуниста, который однажды поехал однажды в Троице-Сергиеву лавру и был потрясен ни памятниками архитектуры, ни старинными иконами, а лицами людей, которые выходили, приложившись к мощам преподобного Сергия Радонежского. Вот что его поразило! И он тогда впервые задумался о том, что надо бы и мне, старому деду, к церкви приобщиться. Всю жизнь на партийных собраниях просидел, а надо же и к Богу идти. Потому что видно, что люди эти не обманывают. Не может человек с такими глазами выходить, приложившись к святыне.

Поэтому, друзья мои, наши близкие ждут от нас молитвы, доброты, радости. А лучше сказать – вот этого света, который однажды увидели ученики Христовы, будучи свидетелями Его молитвы, Его беседы с Отцом Небесным и святыми пророками. Поэтому, друзья мои, это очень важно: доброта, радость, спокойное веселье… Вот плоды настоящей молитвы.

Но ни в коем случае ни обидчивость, ни раздражительность, ни злоба. Вообще, даже таких слов не должно упоминаться у нас! Поэтому молимся, а на богослужении не сдерживаемся. «Трошки крапчей!», как говорила наша матушка покойная Тихона.

С праздником!

19.08.2016 г.

Проповедь расшифровала монахиня Анастасия (Ченикалова) (г. Ставрополь, Россия)