Архимандрит Савва (Мажуко) о романе Толкина, идеале женственности и умении видеть прекрасное в литературе

Властелин колец» — книга для романтических натур. В ней есть приключения, экшн, но за формой скрываются очень важные мо­менты, вечные, всечеловеческие, кото­рые «кранаюць». Мне очень нравится этот белорусский глагол. Книга должна «кранаць», задевать, трогать. Вот меня она трогает. И не только меня. Вспом­ните, например, о том воздействии, ко­торое оказал этот текст на современную западно-европейскую культуру. 

Толкин писал «Властелина ко­лец» очень долго — несколько десятилетий. Он создал целую вселенную. Те образы, мифология, ко­торую автор предъявил своему читате­лю, являются лишь удобной формой, средством. То, что популярная культура восприняла как самое главное, для са­мого автора было лишь способом выра­зить очень глубокие интуиции, которые лежали в основе его жизни.

Толкин был человеком необычным для писательской среды. Всю жизнь он преподавал, вёл довольно размеренный и даже немного скучный образ жизни. Биография его не пестрит свершения­ми, путешествиями и яркими событи­ями. Мы видим довольно прозаичного профессора английской литературы. Но, как эта книга показывает, даже жизнь обычного профессора, который не по­зволял себе экстравагантных поступков, всю жизнь был верен одной женщине, очень любил своих детей, работу, был честным преподавателем, оказывается очень интересной и глубокой.

Для меня «Властелин колец» — это откровение о том, что мир прекрасен, в нём есть подлинная любовь и чистота. Толкин говорит о верности, рыцарстве мужчины по отношению к прекрасной даме. Он говорит о правде и истине. О тех вещах, которые сейчас забыты, по­тому что мы живём в мире постмодер­на. А отличительная особенность этого мировоззрения — отказ от употребле­ния термина и даже понятия «истина». Нету истины, понимаете? Если нет ис­тины, не за что умирать. И, мне кажет­ся, Толкин бы, наверное, добавил: не за что убивать. Кстати, отмена смерт­ной казни есть веха, что ли, или черта эпохи постмодерна. Потому что если нет истины, если не за что бороться, не за что кровь проливать, тогда выходит, что и чужую кровь проливать не за что. Звучит страшно, но, сдаётся мне, Тол­кин бы меня поддержал.

Чтение книг — это разновидность борьбы

Каждый герой в книге по-своему хорош. Вообще в этой эпопее сложно выделить главного ге­роя, настолько здесь все образы раскры­ты. Самый очаровательный для меня — Том Бомбадил. Этот персонаж не во­шёл в кинематографическую версию, по­этому мою привязанность оценят только читатели романа. Его называют Безотчий Отец заповедного края, на эльфийском языке его имя звучит как Йарвен Бен Адар. Том и его жена Золотинка — для меня образы первых людей, которые не подчинились злу, но остались в мире, злом поражённом. И конечно, у Толки­на лучше всего вышел Фродо. Это уди­вительное сочетание подлинной грусти, печали на грани отчаяния и радости бы­тия. На этом стыке как раз всё воистину подлинное всегда высвечивается. 

У Толкина — христианский взгляд на мир: трагичный и вместе с тем радостный. Он до конца жизни оставался благочестивым христианином, верным сыном католиче­ской церкви. Его вторым отцом был его духовник, священник, который дал ему воспитание. И Толкин этого не скрывал. В тексте он нигде не демонстрирует своё отношение к религии, но чувствуется, что это писал христианин. То есть чело­век, который понимает, что мир — это чудесное творение Божье. Что мы в от­вете за него. Что миром правит любовь. Что доброта превыше всего. И для Тол­кина, как и для главных героев его про­изведений, самое важное — домашний очаг. Главная радость в жизни — про­сто, может быть, сидеть и поедать пи­рог с яблоками, глядя в открытое окно. Вот эта домашность, уют — оправдание прозаического существования. Хобби­ты — прозаические существа, и это как раз очень по-христиански. 

Заметит ли эти чудесные вещи мо­лодёжь? Не люблю, когда о лю­дях говорят обобщённо. «Моло­дёжь не поймёт» или «быть понятным молодёжи», «быть привлекательным». Молодёжь очень разная. Я сам был мо­лодёжью, как это ни странно. И в извест­ном смысле был белой вороной. Време­нами. У меня в библейской студии зани­маются подростки. Каждый из них — это отдельный мир, загадочный и удивитель­ный. Сказать что-то общее про них… Ну, бездельники, да. Но я это и про себя мо­гу сказать. Лень — признак здоровья, на самом деле. Зачем мы о подростках так плохо думаем, что они менее развиты, чем мы? Для каждого придёт его время литературных открытий. 

Я, например, считаю, что чтение книг — это разновидность борьбы. Своего ро­да спортивное состязание с автором. И чем сильнее у тебя противник, тем ис­куснее ты становишься как борец. Ес­ли берёте брошюрку, комиксы, это скуч­но — тебе нет ровни, интересного сопер­ника, комиксы даже воображают за тебя. Никакой работы или благородного уси­лия. Хотя и комиксы бывают хороши. Но вот перед вами — Толстой, и вы понима­ете, что сейчас будет настоящее «избие­ние младенцев», противник стоящий, и, скорее всего, он положит вас на лопатки после первой же страницы. Это я говорю о себе. «Анну Каренину» я сумел дочи­тать до конца только с шестого раза. Мне неприятно было многословие Толстого, его взгляды, искания Левина. А потом, когда стал в состоянии бороться с этим автором, я осилил текст с благодарно­стью автору и оценил произведение как настоящий шедевр. Но я пришёл к это­му не сразу. Надо было подождать, по­читать что-то попроще. Посостязаться с менее серьёзными соперниками.

Когда мно­го вопросов, когда есть даже протест, недовольство

Мне кажется, в нашей педаго­гике есть два главных поро­ка. Первый — это то, что мы готовим детей не к жизни, а к экзаме­ну. А второй, и это в большей степе­ни касается родителей: мы готовим не к жизни, а к счастью. Дети долж­ны быть более счастливы и так далее. Нет, жизнь у них будет такая же, как у нас. Они столкнутся и с предатель­ством, и с подлостью, и с неприятно­стями, и с болью, и с болезнями. И в конце концов — со смертью. Детей следует готовить к жизни во всем её многообразии, порой пугающем мно­гообразии.

Задача школы очень простая. Шко­ла — матрица культуры. Она должна воспроизводить тот же народ, кото­рый есть мы сами. Есть определён­ные вехи, ориентиры, образы, систе­ма сюжетов, символов, которые дела­ют нас единым народом. И зачастую эти символы как раз зафиксированы в литературе. А также в некой кано­нической интерпретации историче­ских сюжетов. Но я бы хотел обра­тить внимание именно на преподава­ние литературы. В старину её называ­ли «изящной словесностью». То есть одной из задач преподавания было научить молодого человека получать наслаждение от хорошо написан­ного текста. Сейчас в школе за ред­ким исключением учат детей наслаж­даться словом. Не объясняют, поче­му нужно читать Достоевского, Тол­стого, Тургенева. Мои учителя суме­ли показать, как красиво звучат сти­хи, отрывки прозы. Тот же Тургенев мне казался очень нудным. Оказы­вается, если его правильно озвучить, если найдётся человек, который пока­жет, как правильно читать этот текст, ты получишь такую радость, за кото­рую вовсе не нужно много платить, но она воистину сделает жизнь прекрас­ной. Грустно, что у детей отнимается эта радость. У нас в Гомеле так мало мест, где можно почитать стихи. Тебя сочтут чудаком или все сразу обидят­ся, что ты себя выставляешь слишком умным в глазах других. Но ведь рань­ше это было обычным делом. Люди даже за обедом могли что-то вспом­нить, друг другу подсказать строчку. Потому что все читали стихи. Инте­ресовались последними сборниками. Например, мои родители — очень простые люди, простых профессий. Не скажу, что они книжные люди. Но до сих пор мама может процитиро­вать стихи, которые ей нравятся. Это та любовь к слову и те знания, кото­рыми нас «заразила» советская школа.

Мне кажется, чтение нуждается в ободрении и поощрении. Например, Италия сейчас переживает расцвет интереса к итальянской литературе среди молодёжи. Есть молодёжное общество Данте, куда входят подрост­ки и студенты. Чтобы вступить в него, нужно знать наизусть хотя бы одну из ста песен «Божественной комедии».

Это своего рода флешмоб. В день рождения Данте люди собираются на площади и в течение суток читают, — непременно наизусть! — «Божествен­ную комедию». Не потому, что им «спустили сверху» указание, а пото­му что им самим это интересно. И они выглядят не чудаками, а, наоборот, принадлежат к счастливому сообще­ству тех людей, которые способны наслаждаться изящной словесностью.

Это движение, между прочим, орга­низовал один учитель итальянского языка Франко Нембрини. Подумай­те: один учитель! Если бы эту мысль осознали школьные учителя, поняли, что они занимаются очень благород­ным делом, у нас бы появились свои литературные общества. У нас нема­ло людей, которые на уровне Франко Нембрини (а может, и выше) могли бы говорить о русской или белорус­ской литературе.

Маленьким детям из Толкина лучше читать «Хоббита». «Властелин колец» — это очень взрослая книга. Толкин и писал её для взрослых. Он был удивлён, что книгу читают дети. И я бы, наверное, в детстве эту книгу не понял. Конеч­но, не буду утверждать, что я её сей­час понимаю… Правда, бывают дети с каким-то неправильным развитием, которым и в девять лет хочется читать взрослые книги. Однако если книга увлекла ребёнка, не отбирайте. Вид­но, у человека идёт невидимая вам вну­тренняя работа, есть потребность, оза­даченность, проблематика. Это всег­да признаки развития — когда мно­го вопросов, когда есть даже протест, недовольство. И это очень хорошо. Значит, растёт человек. Любой препо­даватель скажет вам: самое страшное — когда аудитория не задаёт вопросов. Современные дети настолько много впечатлений за свою короткую жизнь получают, что просто с ними не справ­ляются. Как-то я был на конференции в Москве, где выступали педагоги, зани­мающиеся организацией детских лет­них лагерей. В этих лагерях одна осо­бенность: ребёнок не имеет права поль­зоваться мобильным телефоном и ком­пьютером. «Не хотите — не отдавай­те, но у нас такое правило». Я считаю, это очень правильно. Потому что изо­билие образных впечатлений, которых слишком много выливается на ребён­ка, преждевременно старит. Они ста­рички, понимаете? Хоть дыши огнём, ты их не взволнуешь. 

У меня есть электронная книга, но я ей практически не поль­зуюсь. Читаю только тогда, когда не могу достать бумажный вари­ант. У нас очень хорошее время на самом деле. Можно достать литерату­ру на любом языке.

Я очень люблю старые книги — листать, делать пометки, закладки. Потом возвращаюсь, перечитываю, даже что-то учу наизусть. Книги у нас в семье считались большим сокрови­щем. Тогда их приходилось буквально добывать. Книги — это как раз то, во что не жалко вкладывать деньги. Так что не стесняйтесь создавать библи­отеки.

Когда я был маленький, страшно любил русские народные сказ­ки. В подростковом возрасте, не смейтесь, влюбился в Николая Гав­риловича Чернышевского. Перечитал раз пять. Следующая любовь — «Мастер и Маргарита» Булгакова. Страницами наизусть мог цитировать. Часто перечи­тывал. Конечно, это было детское увле­чение. Но это хорошо — когда человек способен увлекаться.

Люблю всё красивое. Если нахо­жу изящного автора, то, конеч­но, читаю. Из современных чаще читаю зарубежных. Люблю фран­цузского писателя Эрика-Эмманюэля Шмитта. Из русских — Слава Сэ, Макс Фрай. Это русскоязычные авторы, кото­рые живут и пишут в Прибалтике. Есть очень неплохие современные русские литераторы, Дмитрий Быков, напри­мер. Ведь литература развивается. Просто сейчас всего слишком много, поэтому сложно выделить лучшее. Вре­мя покажет.

Готов ли ты вступать в состязание с автором

Вообще я советский человек, это моё родное время. Мне дорог один из луч­ших авторов того времени — Чингиз Айтматов. Люблю античную литерату­ру, поэзию. Кстати, у Толкина при пер­вом чтении стихи обычно пропускают. А это наиболее красивая часть его творче­ства. У него потрясающая лирика. Вни­мательно читайте, а у кого есть возмож­ность, лучше ещё и на языке оригинала.

Вообще я никогда не сравни­ваю авторов. Но очень похо­жие взгляды на мир у Толкина и Данте. В этот ряд можно ещё поста­вить отца Сергия Булгакова. Они виде­ли красоту. Чтобы правильно смотреть на женщину, чтобы научиться пра­вильно к женщине относиться, нужно читать именно этих авторов. Такой кри­стальной чистоты взгляда, какой был у них — незамутнённого, восхищённо­го — сложно ещё у кого-то найти. Это авторы, которые лечат зрение. Мы сей­час, к сожалению, живём в эпоху, зара­жённой болезнью, которую я бы назвал «расколдованная женщина». Это такое, знаете, опредмечивание. Вместо идеа­ла Мадонны, говоря языком Достоев­ского, появился идеал содомский. То есть женщина — это просто красивая вещь, к чему-нибудь годная, которая будит похоть. Идеал сакральный, свя­щенный, который мы видим в иконе Богоматери, уходит.

«Женщина должна быть успешной» или «женщина должна быть желан­ной», «женщина должна быть силь­ной». Во-первых, почему должна? А во-вторых, что это за такие наименова­ния? Бедные женщины измучены этой идеологией, которая льётся из реклам­ных роликов и кино. Они пытаются себе нарастить ресницы, похудеть или ещё что-то с собой сделать, вести себя более развязно. Но ведь это просто заси­лье стереотипов.

Идеал женщины, сокровенный свет женственности запечатлён в образе Богородицы. И чтобы эту женствен­ность увидеть не просто в религиозном преломлении, а в более расширенном — философском, богословском и даже в литературном — хорошо бы вот читать Данте, Толкина. Если философские тек­сты по силам, то отца Сергия Булгакова. Они как раз писали о том, что женствен­ность спасает мир, она спасает мужчин. И наоборот, женщины, которые отказа­лась от этого сакрального образа, жен­щины, совсем уже грубо говоря, распу­щенные, они мир губят. Мир начинает самоубиваться. Мир, в котором нет свя­тых женщин, умирает.

Жизнь — это борьба. Надо сопротив­ляться в том числе и этим стереотипам. Льётся на тебя с экрана, что ты достой­на большего. Просто спроси: с чего это вдруг? У меня очень хороший муж, хорошие дети, я сама вообще-то хоро­ша. Всё, что нужно в жизни, у меня уже есть. Да, он носки постоянно под кро­вать бросает, да, не любит зубы чистить, но я из него сделаю человека!

Начитанный человек — это человек, который умеет читать. Это касается не коли­чества прочитанного, а способности читать. Искусству чтения учатся всю жизнь. Это «долгий» навык. Я знал монахиню, которая всю жизнь чита­ла одну книгу, но я не могу её назвать неначитанным человеком. Просто чело­век умел читать. Главное, готов ли ты вступать в состязание с автором и уме­ешь ли получать от этого радость. 

Беседовала Елена Чернобаева, фото Вячеслава Коломийца, «Советский район»

[widgetkit id=240]